Фарукшин Раян - Не спешите нас хоронить… РЯДОВОЙ УСМАН
Кроме нас, во дворце лазили рохлинские пацаны из Волгограда и морпех Северного флота. Звери-пацаны. Молодцы. А ведь им больше других досталось, морпеху. Дудаевцы их ненавидят и боятся больше, чем любых спецназовцев, вот и долбят их усердно, с любовью. Но матросики держатся. Пробив дыру с тыла здания, они, кабинет за кабинетом, этаж за этажом, почти сутки вытесняли боевиков на улицу. Своё доброе дело, в выкуривании духов из дворца, сделала и доблестная авиация, закидавшая дворец фугасными авиабомбами. Да и мы – парни не промах. В общем, все – молодцы. Молодцы все, и все вместе мы сделали это. Здесь, как в школьной игре зарнице – бились все, а победили дружба. Так и должно быть.
Побродив по дворцу ещё минут пять, получил приказ на отход. Надо идти. Иду. Офицеры, что радостно шествуют рядом, в награду за дворец, обещают отдыха и водки. Посмотрим, как они своё обещание сдержат. Жду… и отдыха… и водки…
Вечер. Небо без звёзд, пустое и бесцветное, как утренний туман над рекой, и луна вязнет, и едва светится в молочно-меловой дымке. Полная жуть. Как в добрых древних советских сказках – "фильм – детям" – про дремучий лес, змей Горыныча, кощея Бессмертного и Бабу Ягу в избушке на курьих ножках.
Дремучий лес – это, конечно, город Грозный, в роли кощея – ясно-понятно, сам Дудаев, деревянную избушку заменяет бетонный президентский дворец, ну а Иван-царевич, который должен всю эту нечисть побороть, – это я. Всё хорошо, только вот до Елены Прекрасной и титров "и жили они долго и счастливо" ещё ой как далеко! Но помечтать можно. А что не помечтать?
Кто-то из подвальных генералов консервного завода, в благодарность за доблестный ратный труд, презентовал нам настоящий отпуск: дал ночку отдыха на полное восстановление организма от усталости трудного, унёсшего несколько десятков жизней, дня. Ротный объявил отбой.
Ротный у нас вообще мужик клёвый. Интеллигент, по-английски базарит, не сквернословит, о бойцах заботится. Молодец.
А взводного у нас нет. После гибели 31.12.1994г. лейтенанта ***, нам через неделю назначили нового, молодого "пиджака" после гражданского вуза, так он, на следующий день, в первом для себя бою, потерял кисти обеих рук. По глупости, по незнанию, по неумению пользоваться оружием. Жалко его.
Следующего взводного убило через два дня после назначения к нам.
После такой чёрной череды сплошной невезухи, комполка решил взводных нам не назначать, ограничившись наличием командира роты.
– Мужики, отдыхать!
Нормальные люди все спать легли, а мы – нет. На нашей БМП днём побило "половину разных нужных приборов", вот Соседу и взбрендило, в неумную его голову, отыскать поблизости какую-нибудь расколошмаченную бэшку и свинтить всё необходимое оттуда. Чудак. Зачем ему понадобились рисковые приключения посреди ночи, не знаю.
По словам Соседа, ничего особенно сверхъестественного в осуществлении его "классной задумки" не было, "просто нужно перебежать через дорогу, и там уже чего-нибудь да сообразим, там наших подбитых бэшэк – не меряно".
Легко, если забыть о том, что на город опустилась тёмная и омерзительно ветреная ночь, что идёт война, и кругом молотят из всего попадающегося под руку, и что ещё неизвестно, кто там, через эту хренову дорогу, хозяин.
Несколько секунд интенсивно шевеля немногочисленными извилинами коры головного мозга своего лопоухого черепка, и отчаянно борясь со сном, я пытался поднапрячься и серьёзно подумать о предложении.
Трудновато, засыпаю на ходу, но чую – выбор не богат.
И что же делать? Поохать и завалиться спать – слишком просто и неинтересно; разбрасываясь слюнями и нецензурными выражениями, поубеждать Соседа в его неправоте – трудоёмко и заведомо безрезультатно; плюнув на страхи и предрассудки, побежать сломя голову фиг знает куда – чистое безумие и самоубийство; притворясь чертовски усталым, молча отпустить Соседа одного – просто предательство.
Пойти на встречу со смертью, потеряться и кануть в безвестность, мне хотелось меньше всего, определённый опыт уже имелся, как говориться: "это мы уже проходили", но отпускать Соседа "в однюху" не позволила совесть. Совесть пока ещё у меня есть. Приходится идти.
– Ну ты идёшь или как? – Сосед корчит обезьянью гримасу, обозначающую у него крайнее нетерпение.
– Или как! – я двусмысленно улыбаюсь в ответ. – Да ладно уж, ладно. Вместе навсегда! Сосед forever! – закинув автомат на плечо, я выхожу из подъезда первым.
По привычке быстро, но внимательно оглядываю зону предполагаемого боестолкновения: местами – абсолютно непроглядная темень, местами – высоко-высоко, вспыхивают и гаснут яркие угольки трассеров, местами – чудовищно-сюрреалистическая картина пожаров – неровными факелами горит газ, вырываясь из тонких, обрубленных снарядами труб газопроводов. Картина, в общем, привычная, но всё равно, страшно. Страшно, что это навсегда.
Группа бойцов сидит на вырванном с корнем, толстом изогнутом дереве у низенького, грозящего вот-вот потухнуть, костра; позади, сжавшись в зародыши, с опущенными от усталости плечами и головами, на пустых малахитовых цинках, застыв, сидят ещё трое и, видимо, засыпают; двое, торопливо перебирая ногами и спотыкаясь, куда-то несут на носилках молчаливого раненого; другие двое, без оружия, стоят чуть поодаль от выжженной груды металла подбитого танка и курят, по недавно наработанной привычке осторожно пряча дымящиеся сигареты в ладони; ещё двое, сидя на башне одной из трёх БМП, почти в полной темноте, разбирают и чистят автоматы.
У всех свои, отдельные, субъективные, личные проблемы, но у всех одна общая, главная цель – выжить.
Проходим мимо них всех, выходим в соседний, такой же совсем маленький и полностью раздолбанный дворик. Всё то же самое: двухэтажные двухподъездные дома со снесёнными крышами, выломанными дверьми и выбитыми окнами, сломанные надворные постройки и детская игровая площадка, раскиданные в беспорядке бытовая утварь и обломки стройматериала, железный остов сгоревшего бэтра и брошенная прямо посередине двора легковушка – чистая, словно только что помытая, белая "шестёрка". Внешне – сходство стопроцентное. Разница лишь в людях. Там, откуда мы пришли, люди есть, а здесь, куда мы пришли, людей нет. Только трупы. Полный двор, в различных позах и в разном состоянии.
Чуть не наступил на обгрызенный собаками труп женщины. Еле успел заметить и перешагнуть. Посмотрел под ноги – рядом труп поменьше, видать – её ребёнок, тоже изрядно поеденный дикими голодными тварями. Из-под разодранного пальтишка торчат белые блестящие рёбра, череп обглодан полностью, от ног остались одни, изношенные до больших овальных дыр, ботинки.
– Трындец, бля, – комментирует увиденное Сосед.
– И не говори…
Выходим из квартала. Приглушенное эхо взрывов и назойливый треск автоматных очередей становится громче, а значит и ближе. Где-то недалеко идёт мочилово и кому-то там сейчас приходится не сладко. Бог вам в помощь, пацаны!
Из-за домов выбежала группа людей в штатском. Человек десять. Вооружены. Возбуждённо переговариваясь, бегут прямо на нас. Осталось метров двадцать-тридцать. А разговаривают-то по-чеченски! Что делать?
Прячемся в ночь, в темноту – за уродливо-широкое, но невысокое ветвистое дерево и осторожно вертим глазами в поисках путей дальнейшего отступления. Я, прижавшись к грубому стволу ветерана природы спиной, боюсь пошевелиться и камнем застываю, с трудом сдерживая своё горячее дыхание. Пульс отдаётся в ушах и сотрясает всё моё, быстро покрывшееся мелкой испариной и давно не знавшее тёплой воды, тело. Я потею, как конь на скаку. Сердце бьётся так громко, что, кажется, выдаст меня своим грохотом. Указательный палец нежно обволакивает спусковой курок автомата и монументально застывает в ожидании драматического действа. Отступать некуда – будем биться. Но как? Если повезёт, используем фактор внезапности – подпустив духов вплотную, расстреляем их в упор. А если не повезёт? Двое против десятерых, шансов у нас – абсолютный ноль. Нет, лучше будем надеяться, что повезёт. И эта надежда нам поможет. Ведь надежда всегда остаётся последней, хотя бы и на ненадёжный русский авось. Авось духи пройдут мимо и не заметят. Будь, что будет, мы заложники своей судьбы.
Неожиданно, издав громкие радостные вопли, боевики развернулись и побежали обратно туда, откуда прибежали. Может, им по рации чего сообщили? Неважно, главное – пронесло.
– Фууу, пронесло… – сухой, от перенесённых только что переживаний, ладонью вытираю пот с лица. – Спасибо дереву!
А странно ведь – вокруг нас более десятка сваленных и поломанных войной деревьев, а самое широкое дерево стоит, как ни в чём не бывало. Парадокс, панимашь. Ладно, зато, в случае чего, оно нас ещё раз спасёт.
Ну, вроде, больше ничего непредвиденного нет. Можно идти дальше.
Трусцой перекатываем через широкую дорогу. Напротив нас – три одинаковые панельные пятиэтажки, между ними – проходы шириной метров в десять. Раз, два, три! Устремляемся в один из проходов.
